Андреевское братство [= Право на смерть] - Василий Звягинцев

И вдруг появилась ОНА. С первого взгляда я был готов сразу и наповал.

Такого со мной не случалось с ранней юности.

Вроде бы ничего невероятного в этой Алле не было. Ну, красивая девушка лет двадцати трех или чуть больше, с пышной волной постоянно распущенных светло-каштановых волос чуть ли не до пояса. Длинноногая, большеглазая, судя по тем разговорам, в которых она участвовала, — умная.

Привлекло меня в ней другое — характер и манеры. По лагерю она прогуливалась, как римская патрицианка в своей латифундии среди колонов и клиентов. Ее буквально окружало силовое поле высокомерия и надменности. Она даже не ходила, а шествовала, с прямой, как у балерины, спиной, отчего не слишком большая грудь выглядела подчеркнуто вызывающе, а очаровательные ножки ставила на землю так… Ну я даже не мог сказать, что именно меня взволновало, однако трудно было отвести взгляд, когда она проходила мимо.

И вдобавок ее постоянно сопровождал тогдашняя «звезда» ментафильмов, секс-символ сезона, чересчур, на мой вкус, слащавый и манерный Карл Гоффенштауфен. Такой измученный собственной славой парень совершенно неуважаемого мной типа. Не потому, что он числился ее «другом», а изначально. По определению. Девушка совершенно с ним не состыковывалась. Если б рядом с ней нормальный парень оказался, я бы, наверное, и не дернулся. То есть не стал бы предпринимать никаких активных шагов. Но тут… Меня просто забрало.

Ребята, заметив мой обостренный интерес, сообщили, что по материнской линии она происходит из рода графов Варашди, по отцу же — русская, с нормальной фамилией Одинцова (я еще сострил в ее присутствии, не от Бога ли Одина ведет она родословную), и что испытывать томление духа, а также необоснованные надежды не стоит. И не таких она отсекала в предельно резкой форме…

По поводу «и не таких» я в душе возмутился. И подумал, что еще посмотрим. В былые времена, еще в студенчестве, я славился тем, что мог увести с любой вечеринки «королеву бала», с кем бы она туда ни пришла.

— А этот чем уж так заслужил? — для поддержания разговора поинтересовался я.

— Да вот уж так… — получил я на свой вопрос исчерпывающий ответ, на чем временно и закрыл тему.

Хотя, конечно, подкорка задание получила, и там эта проблема потихоньку отрабатывалась.

До ее графского титула мне особого дела не было. На Кавказе до сих пор каждый третий считает себя князем, и ничего.

В общем, мы с ней, как и бывает в достаточно большой, но все же ограниченной по месту и связанной общим времяпровождением компании, пару раз перекинулись словами, потанцевали, более-менее тесно касаясь друг друга, но как бы и не более. Особой активности я не проявлял и даже избегал говорить комплименты, поскольку не хотел нарываться на то, о чем меня уже предупредили. Однако и «отсекать» она меня не стала. Скорее, я бы сказал, мы издали друг другу «показали флаг» и разошлись на контргалсах до поры.

Но все же видно было, что дело пошло. Как и задумано. Алла начала поглядывать на меня слишком внимательно в ходе застольных разговоров, хоть я к ней лично и не обращался, иногда отвечала резче, чем нужно, на невинные шутки опять же общего характера.

Наступил момент, когда стоило сделать более решительный шаг. Например, пригласить ее для приватной беседы в кофейню или в бар. Но я не успел.

Ее Карл серьезным противником мне не казался, хотя те же «доброжелатели», о чем-то догадываясь, намекнули, что связываться с означенным красавчиком не стоит. И объяснили почему. Но я к тому времени, кроме космоса, побывал военкором на четырех или пяти войнах, где никто не вспоминал о цивилизованных нормах их ведения, потому европейцев, кем бы они ни были, не опасался в принципе.

Он, очевидно, этого не знал.

— Подождите, молодой человек, — услышал я голос из-за угла бильярдной, когда возвращался с пляжа.

— Да?..

Мне навстечу вышел одетый в совершенно бессмысленный здесь и сейчас костюм Карл в сопровождении еще одного парня, которого в нашем лагере я раньше не видел.

Вблизи глаза и лицо Гоффенштауфена показались мне еще более неприятными, чем за табльдотом.

— Я бы не мог попросить вас покинуть наше место отдыха немедленно и навсегда? — голос Карла был вежлив и отвратителен.

— Отчего же? — спросил я не менее вежливо.

— Да просто мне кажется, что ваше присутствие здесь нежелательно…

Я прикинул, чем, в случае чего, я смогу оборониться. Потому что лицо его приятеля наводило именно на такие мысли. Хотя вообще-то странно, ради чего весь конфликт? Неужели этот кумир девушек половины Европы и обеих Америк испугался моего соперничества? И если да, то неужели не смог найти более убедительную и цивилизованную форму выяснения отношений? Об этом я и спросил, вложив в слова максимум иронии.

— Здесь я решаю, кто какой формы и тона заслуживает. И два раза своих предупреждений не делаю.

Ну что ж, тогда и я свободен от норм вежливости.

— А хочешь, дружок, я тебе сейчас расшибу морду так, что ни один микрохирург ее больше толком не соберет? После чего готов беседовать с тобой и твоим приятелем о чем и как угодно. Поскольку своей мордой не дорожу совершенно… И вообще не понимаю, чего ты от меня хочешь. Поэтому — пошел вон и впредь меня своими глупостями не беспокой…

Кулаки, которые я невзначай поднял на уровень пояса, а главное — давно отработанная мерзкая усмешка подействовали на красавчика правильно.

Вот если сейчас появится на белый свет оружие…

Но я надеялся, что люди его типа великолепно понимают подобные вещи и чувствуют печенкой, когда пора давать задний ход.

— Хорошо, господин Ростокин, считаем, что беседа прошла к общему удовольствию. Но я вас предупредил.

— О’кей, мейне кюхельхен. Мы договорились.

Я и в самом деле не знал тогда, чем вызван данный демарш. Повода я ему не давал. И напарник его не испытывал желания продолжить разборку. Мне он даже показался более разумным человеком, чем сам Карл.

Но на всякий случай, за неимением другого оружия, раздобыл полутораметровый кусок тонкой стальной цепочки. В умелых руках штука весьма эффективная.

Днем позже, под вечер, я взял спиннинг, лодку и отправился к середине этого довольно скучного озера забросить блесну на предмет отлова водящихся здесь щук.

Навстречу мне промчался глиссер, у руля стояла она, Алла, а этот отвратный Карл в огненных плавках стоял рядом, хамски положив руку ей на плечо. На секунду я встретился с ним глазами, и мне показалось, что губы его скривились торжествующе-презрительно.

Одну рыбину я поймал, еще две сорвались. Вернулся в лагерь уже в темноте.

Посидел с приятелями у костра, пока в котелке булькало некое подобие ухи. Потом вдруг ощутил сильное желание выпить рюмку-другую чего-нибудь покрепче, нежели успевший надоесть «Токай». В лодке я промочил ноги и основательно продрог, к полуночи с озера потянул сыроватый и холодный ветер, сухое вино не согревало совершенно.

Короче — на душе было погано и зверски хотелось напиться. Девушка Кристина сидела рядом, но обниматься с ней и даже говорить мне абсолютно не хотелось.

По оперативным данным, на веранде ближнего бунгало должна была уцелеть черешневая палинка. Любители экзотического напитка привезли с ближайшей фермы две большие кожаные баклаги, однако сил своих не рассчитали.

Я отправился на поиски. Ночь была темна, но в узеньком окошке дома под остроконечной соломенной крышей светился слабый желтоватый огонек, который и вывел меня к цели.

На веранде действительно обнаружился дощатый стол со следами беспорядочного ужина. Я разглядел на лавке пузатую посудину и перед тем, как унести ее с собой, сделал прямо из горлышка два крупных глотка. Продукт был натуральный, без обмана, невероятной крепости, с густым фруктово-сивушным запахом. Пошарил в блюде с какими-то закусками. Попалась тарталетка с икрой.

Внутри сразу потеплело, прекратилась зябкая дрожь. После третьего глотка мне захотелось еще и закурить. На столе ничего подходящего не нашлось, и я предположил, что сигареты могут найтись в комнатах. Кто жил в этом домике постоянно, я не помнил, но курили в нашей компании почти все. И вообще нравы отличались непринужденностью, подчас многие просыпались совсем не там, где ночевали накануне.

Я вошел в небольшую прихожую. Дверь из нее в комнату была слегка приоткрыта, и оттуда доносились звуки, смысла которых я понял не сразу. Без всякой задней мысли я потянул на себя дверь. И замер, слегка ошеломленный.

В комнате было почти темно, только с площадки лестницы, ведущей на мансарду, падал слабый свет. Но его было достаточно.

С наблюдательностью у меня все в порядке, поэтому увиденная сцена намертво впечаталась в память. Стоит под настроение прикрыть глаза — и все как на ладони.